Американская писательница о том, как формируются и используются нормативные рамки «красоты» в современном американском обществе

Мы продолжаем цикл публикаций о книге Наоми Вульф «Миф о красоте: как образы красоты используются против женщин» (Naomi Wolf, ‘The Beauty Myth: How Images of Beauty Are Used Against Women’). Американская феминистка так называемой «третьей волны», автор нескольких известных книг остается, пожалуй, самой громкой и влиятельной.

 Голод

Вульф открывает эту главу мрачной картиной болезни, которая распространяется среди юношей из лучших семей Америки, ее надежды и опоры. …Они отворачиваются от еды. Их кости проступают из-под усохшей плоти. Они ходят медленно, через силу, как старики. На губах проступает белая корка. Они могут проглотить лишь ломтики хлеба, лишь нежирное молоко. Сначала десятки, потом сотни, потом тысячи, пока среди самых влиятельных семей болезнь одолевает одного из пяти. Многие оказываются в больницах, многие умирают.

…Как реагирует Америка на массовое доведение себя до голодной смерти среди ее лучших сыновей? Как воспринимает Западная Европа экспорт этой болезни? Можно было бы ожидать немедленную реакцию: кризисные совещания и слушания… лучшие эксперты, которых можно нанять, статьи на первых страницах… Сыновья страны – ее будущее; и будущее совершает самоубийство.

Конечно, именно это и происходит, но не с юношами, а с девушками – и поэтому реакция общества оказывается совсем другой. На борьбу с массовым распространением анорексии и булимии, на ликвидацию их причин направлена лишь доля необходимых сил. От 90 до 95% булимиков и анорексиков – женщины. Одна из десяти молодых американок, одна из пяти студенток колледжа голодает, порой до болезни или до смерти. Номир не приходит к концу только потому, что любимое дитя, одна из пяти, которая «выбирает» медленную смерть – это девушка. Она просто делает слишком хорошо то, что от нее ожидают.

Вульф указывает на тесную связь роста популярности диет и постепенного истончения Железной Девы с развитием женского движения. До начала 20 века образы женской красоты, наоборот, подчеркивали полноту; широкие пышные бедра, круглые животы и пухлые личики были достоинствами. Но одновременно с тем, как женщины добились долгожданного права голоса, в моду вошла худоба и распространились диеты. С тех пор образ «красавицы» становится все более худым и все сильнее отличается от веса и пропорций средней женщины. При этом женщины, тела которых являются образцом облика Железной Девы – модели, актрисы, танцовщицы – сами страдают анорексией, и только поэтому поддерживают свою «красивую» внешность.

В результате исследования показывают, что 90% участвовавших в них женщин считают, будто слишком много весят; 25% сидят на диете; 53% девочек в возрасте до 13 лет недовольны своим телом, а к 18 годам их число достигает 78%; 45% женщин с недостаточным по медицинским показателям весом считают себя слишком толстыми.

Стандарт красоты устанавливает вес ощутимо ниже средней женской нормы, и для того, чтобы почувствовать себя «красивой», женщина начинает худеть. Однако тело быстро восстанавливается, и тем самым запускается цикл потери и набора веса, который занимает значительную часть внимания женщины, отнимает у нее силы, снижает самооценку вплоть до депрессии, ухудшает здоровье вплоть до болезней и смерти, и создает у нее постоянное ощущение вины. Женская полнота подается как моральный вопрос: женщина, которая добивается успеха в похудании, которая выглядит «правильно» — хорошая, а женщина, которая отказывается худеть, не достигает успеха в похудании или теряет обретенную худобу – плохая (ленивая, безвольная, не следит за собой, не старается быть хорошей).

Абсурдность ситуации и ее гендерную подоплеку демонстрирует то, что мужчин с медицинским лишним весом значительно больше, чем женщин, и при этом для мужчин лишний вес намного опаснее. Для здоровья женщин, по наблюдениям врачей, полезнее иметь вес на десять-пятнадцать процентов больше среднего и не прибегать к диетам. Основная связь веса и здоровья у женщин – то, что полные женщины все время пытаются худеть, в то же время испытывая депрессию и другие психологические проблемы, и именно этим подрывают свое здоровье. Зато у мужчин лишний вес приводит к развитию болезней, порой смертельно опасных. Логично было бы предположить, что именно мужчины должны бы уделять максимум внимания диетам и контролю за весом, но этого не происходит – все публичное и индивидуальное внимание направлено на снижение веса женщин.

Вульф почти любуется таким изящным решением проблемы женской активности, подрывающей мужские институты власти: объявить нормативным вес ниже свойственного 90% женского населения – и женщины погружаются в бесконечный цикл похудания, который отвлекает их от всего остального, вызывает ощущение вины и «недостойности», и фактически доводит до тихого помешательства, свойственного гипнотическому эффекту культа красоты. Постоянный возврат веса подрывает самооценку и чувство успешности, а продолжительный голод и нехватка калорий, согласно многочисленным исследованиям, меняют личность, делая ее «пассивной, тревожной и чрезмерно эмоциональной». Такой личностью значительно легче управлять, чем уверенной в себе, активной и ясно мыслящей свободной женщиной.

Голодание создает черты поведения, которые принято считать «типично женскими» — пассивность, иррациональность, эмоциональные скачки, подавленность и истерию, повышенное внимание к мелочам и в то же время дезорганизованность. Именно эти изменения личности проявила группа испытуемых, которым на шесть месяцев вдвое снизили количество употребляемой еды, доведя ее до объема, обычного для женских диет. Вся группа состояла из здоровых молодых мужчин.

Пища – это первостепенный признак социальной значимости. Общество лучше всего кормит тех, кого больше ценит – дает им лакомые кусочки, лучшие ресурсы, которые есть в его распоряжении. Совместное употребление пищи, «преломление хлеба» — это ритуал установления союзнических, дружеских связей. Исторически женщинам часто отказывали в пище: лучшие куски, первый подход к общему котлу доставались мужчинам и мальчикам, женщин не сажали за общий стол. Навязанный современным женщинам и интернализированный ими отказ в еде снова объявляет их вторичными, не заслуживающими куска хлеба и отделяет их от тех, с кем этот хлеб можно преломить. Даже в изобилии западного мира они питаются как нищие, и чувствуют себя так же.

Вульф сравнивает потребление калорий в популярных диетах с потреблением калорий в гетто, концентрационных лагерях, оккупированных территориях. Калорийность рационов в клиниках потери веса совпадает с калорийностью рационов Треблинки. На оккупированных территориях при потере веса больше 25% от массы тела человеку давали дополнительное питание, потому что такая потеря разрушает функционирование тела; современные диеты направлены именно на такую потерю, и больше.

Женский жир подается в мифе о красоте как зловещая сущность, «грязь» женского тела – именно женского, так как природная жировая прослойка является типичной женской характеристикой. От рождения у девочек жировая прослойка на 10-15% больше, чем у мальчиков, и с возрастом эта разница только увеличивается. Жировая прослойка у женщин – это признак и необходимая часть сексуальной зрелости и плодородия. Для зрелых женщин нормально иметь жировую прослойку, составляющую 40% от массы тела. При этом потребность женщин в калориях, вопреки утверждениям диетологов, не меньше, чем у мужчин.

Неестественная, не врожденная худоба плохо сказывается на женском здоровье, особенно на здоровье сексуальном и на способности к деторождению; худые, голодающие женщины страдают от всех видов «женских» болезней, у них снижается либидо. Они выглядят «сексуальнее» по современным меркам, но их настоящая сексуальность падает – недокормленное голодное тело не заинтересованно в удовольствиях плоти.

Голодные женщины безопасны для истеблишмента, потому что их мысли заняты едой и виной, их тела пассивно подчиняются, они лишены энергии, нужной для активных действий, и послушны. Неудивительно, что анорексия и булимия, болезни, вызванные требованиями мифа о красоте, приобретают эпидемические масштабы, но истеблишмент не предпринимает никаких мер для прекращения этой эпидемии. Анорексия подается как «женская болезнь», о которой даже как-то неприлично говорить вслух, как душевное расстройство, вызванное личными, а не систематическими социальными, причинами. Вульф приводит примеры женщин, страдающих анорексией, их мотивации, их личный опыт, и приходит к выводу: анорексия – это состояние политических заключенных в анти-женском лагере «красоты».

Молодые женщины оказываются в этом лагере еще до того, как достигают полового созревания. Культ красоты пытается возвести барьер между ними и феминизмом, снова и снова внушая, что феминистки «некрасивы» (потому что они не подчиняются стандартам «красоты»), и молодые женщины дистанцируются от движения, от названия, даже если их реальные действия феминистичны. В то же время худоба и сопровождающая ее анорексия становится для них условием продвижения по выбранному пути, будь то карьера, или семья, или и то и другое. Вульф называет худобу корсетом нового времени, который, в отличие от прежних, невозможно снять даже на ночь.

Девочки допубертатного возраста уже худеют, уже отказываются от удовольствий тела и добровольно причиняют себе физические страдания, которые вызывает голод, ради неясной, но манящей цели «красоты». Разумеется, для них красота тоже не самоценна: уже в этом возрасте они знают, что под «красотой» подразумевается социальное принятие, признание, похвала – что только «красивые» бывают хорошими, а чтобы быть «красивой», надо быть худой. Перенимая абсурдность логики взрослых, ради удовольствия быть собой они жертвуют собой же, в результате не получая ничего, кроме цикла вины и новых жертв для ее искупления. Даже маленькие девочки лишают себя еды, следовательно, и энергии для роста и развития, для движения, для открытия мира и его освоения.

Насилие

Женский пол всегда был связан с болью и риском для его носительниц. Муки и смертельная опасность деторождения – то, чем женщины до крайне недавнего времени всегда рисковали, занимаясь сексом. То, что для мужчин могло быть актом беззаботной любви, для женщин было самопожертвованием. Быть женщиной было больно. Только с открытием антисептической медицины, изобретением контрацепции, легализацией абортов женщины постепенно получили возможность рассматривать свою сексуальность и свой биологический пол как нечто приносящее удовольствие без обязательной дорогой платы болью и возможной смертью. Эти страдания теперь заменила «красота», которая снова делает женственность болезненной.

Признавая голод формой насилия, которое женщины совершают над собой якобы добровольно, но на самом деле под чудовищно сильным давлением среды, Вульф развивает тему, демонстрируя другие формы такого же добровольно-принудительного насилия. Первая и самая яркая из них – индустрия пластической хирургии: разрезание и коверкание здоровых женских тел ради соответствия формам Железной Девы.

У женщин сложная история отношений с медициной; одновременно с ростом женского движения медицина признавала все свойственное здоровой женщине – менструацию, сексуальное желание, способность к деторождению — патологическим, одновременно культивируя истерические неврозы и ипохондрию, и доказывая, что женщина неспособна мыслить, потому что у нее есть матка, которая оттягивает соки от мозга. Женщины были инвалидами рядом со «здоровыми людьми» — мужчинами, и это давало истеблишменту обоснование для лишения их прав и свобод.

Современная медицина проделывает то же самое с женской внешностью: здоровые женские тела объявляются больными и нуждающимися в сложных, дорогих, болезненных и рискованных процедурах для «восстановления здоровья», то есть обретения «красоты». Вместо феминистского определения здоровья как красоты медицина объявляет «красоту» здоровьем, несмотря на абсурдность применения понятия «здоровье» к голодовкам, боли и кровопролитию.

Медицина произвольно назначает те или иные черты женской внешности, процессы женского организма «болезнью». Широкие бедра, подкожный жир, следы родов и кормления грудью на теле, мимические морщины – все это объявляется «нездоровым», несмотря на то, что это естественные характеристики женщины и ее телесности. Убедиться в фальши диагнозов «красоты» можно, если вспомнить о том, что эти черты не нарушают функционирования женского организма, напротив – являются условиями и/или результатами его нормального функционирования, и что они не были проблемой, пока не были назначены таковой.

Здоровье в понимании мифа о красоте нездорово. Диеты, сложные процедуры и пластическая хирургия разрушают женский организм, а не поддерживают его. Социальное давление и внутренние конфликты, вызванные абсурдностью и недостижимостью требований мифа, подрывают психику, вгоняя женщин в состояние, которое Вульф называет «тихим сумасшествием», и усиливая риск психических расстройств.

Однако с точки зрения мифа о красоте все логично: женщинам не нужно быть здоровыми или обеспечивать долгосрочное здоровье, в отличие от мужчин – в них ценится только молодость, и если мужчинам нужно продлевать свою жизнь и ее качество, чтобы набираться опыта и использовать его, то от женщины требуется хорошо выглядеть снаружи и быть молодой, в остальном она не нужна. Истинный смысл [здоровья в формулировке мифа о красоте] – женщина должна жить голодной, умереть молодой и оставить после себя красивый труп.

Естественные черты женского тела и женского опыта называются теперь уродливыми, и это уродство объявляется болезнью – и таким образом женщин лишают их опыта, их тела и их силы. Причем миф о красоте одновременно подрывает женскую силу и делает на этом деньги. Современная пластическая хирургия имеет прямую финансовую заинтересованность в том, чтобы социальная роль женщины требовала от нее чувствовать себя уродливой и пытаться исправить это хирургическим путем. И потому врачи всеми силами поддерживают и создают новые мифы о женских «недостатках», которые можно будет отрезать, перешить и подтянуть за крупные суммы денег.

Этика пластической хирургии не выдерживает критики. Она нарушает принцип Гиппократа «Не навреди» и медицинский кодекс, сформированный Нюрнбергскими процессами, вскрывая здоровые женские тела. Многие процедуры пластической хирургии фактически являются экспериментами на живых людях; причем эти «добровольцы» не только платят большие деньги за эксперименты над собой, но и дают согласие на процедуры, не зная рисков – потому что всю информацию могут получить только от врачей, проводящих процедуру, и из женских журналов, которые эту процедуру рекламируют, очевидно предвзятых источников.

Вульф прямо сравнивает медицину красоты с евгеникой, с «обоснованиями» нацистских экспериментаторов, которые постепенно расширяли категорию «больных», на которых можно было ставить опыты: хронические болезни, мелкие дефекты, «низшие расы». «Низшее», «несовершенное» и «больное» приравнивалось одно к другому. Именно это происходит с женщинами в рамках медицины красоты: их «несовершенные» тела больны и подлежат «лечению» от самих себя.

Там, где медицина ради здоровья устанавливает строгие условия для вмешательства в организм человека, стремится предупредить зависимость от лекарств и избегает зависимых, где над ней существует строгий многоуровневый контроль, медицина ради красоты может делать что угодно. Процедуры, которые приводят к травмам, к смертям, продолжают выполняться без ограничений; медикаментозные средства, долгосрочные эффекты которых неизвестны, рекламируются и выписываются врачами без предупреждений о побочных эффектах. Власти, которые строго следят за медициной ради здоровья, предоставляют медицине красоты возможность свободно портить здоровье женщин ради прибыли.

Одно из основных направлений медицины женского тела ориентировано на женскую сексуальность; но не на помощь женщинам в том, чтобы освоить свое тело, развить его чувствительность, избавиться от дискомфорта. Поскольку миф о красоте подменяет сексуальные ощущения женщины сексуальной внешностью, то медицина красоты делает женщин «сексуальными» с помощью операций и процедур – увеличение груди, высветление вагины – которые снижают чувствительность тела или полностью ее ликвидируют.

Медицина красоты имеет тесную связь с моралью, удобной истеблишменту. Викторианская медицина называла «нездоровым» поведение женщин, которое не соответствовало их роли жены, матери и прислуги: ум и образование, стремление реализовывать себя вне дома и политическая активность объявлялись признаками физической или душевной болезни. Контроль над женской сексуальностью с помощью жестоких методов – обрезание клитора, бинтование ног, прижигание матки – всегда облекался в мораль: женские тела калечились ради «чистоты», «женственности», «сексуальности», и в конечном итоге последствия этих жестоких травм объявлялись «красотой». Современная пластическая хирургия выполняет ту же функцию, что и кажущиеся варварскими «просвещенному Западу» методы других эпох и других культур.

Миф о красоте преодолевает естественные рефлексы тела – не испытывать боли. «Красота» требует от женщины постоянного дискомфорта. Корсеты ушли в прошлое, но каблуки, от которых болят ноги, макияж, не позволяющий прикоснуться к лицу, одежда, слишком облегающая или слишком открытая, не по погоде – десятки мелочей, из которых составляется искусственная «красота», требуют от женщины постоянного, привычного дискомфорта. Голодание и пластическая хирургия – это следующие логические шаги. «Красота требует жертв».

Жертвы красоты постепенно привыкают к ее пыткам, начинают воспринимать их как должное, как часть их женского бремени, настолько, что предложения освободиться от него встречают яростный отказ. Нормализация женских страданий происходит в лучших традициях исторического, кросс-культурного отрицания женской боли. В христианской традиции родовые боли являются проклятьем женщины за прегрешение, эту боль она заслуживает, окупая ею свое существование.

Изобилие образов насильственной красоты вызывает притупление реакции и у наблюдателей. То, что некоторое время назад вызывало отвращение и страх – искусственные импланты в груди, «очищение» лица кислотой, отсасывание жира и перекраивание тела – теперь воспринимается буднично и нормально. На фоне сочетания гламурного садомазохизма и медицины красоты неудивительно, что насилие против женщин тоже кажется будничным и нормальным – если это можно делать врачам и фотографам, то почему не всем остальным?

Боль, которую испытывают женщины, не просто игнорируется – она отрицается. Когда женщина жалуется на боль во время медицинских процедур, ей говорят, что она преувеличивает, или что она может потерпеть, или что она должна «вести себя хорошо»; ее страдания не признаются, ее реакция на них заглушается. Вульф описывает боль и страдания женщин во время и после пластической хирургии, подчеркивая, что в отличие от процедур и результатов «настоящих» операций, здесь боль объявляется «дискомфортом», преуменьшается, и жалобы на нее объявляются изнеженностью и чрезмерной реакцией.

Жертвы ради красоты не воспринимаются всерьез, потому что считается, что женщины выбирают их добровольно. Однако в этом выборе нет ничего добровольного, потому что это выбор между выживанием и гибелью – социальной, если не физической. Мужчины обычно считают принуждением угрозу потери автономности. Для женщин принуждение приобретает другую форму: угрозу потерять возможность устанавливать связи с другими, быть любимой, быть желанной. Мужчины считают, что принуждение реализуется в основном через физическое насилие, но для женщин физические страдания более переносимы, чем боль от потери любви. Угроза потери любви может поставить женщину на место быстрее, чем занесенный кулак.

Над женщинами принято насмехаться из-за их жажды сохранить «красоту», но они цепляются за нее потому, что общество ставит их идентичность, их ценность, их статус сексуального существа в прямую зависимость от «красоты». У мужчин такой зависимости нет; физические несовершенства и возраст не лишают их сексуальности, не делают их «бесполыми» в глазах общества.

К угрозе потерять любовь добавляется угроза стать невидимой. Невидимые люди – те, кого не замечают, к кому не прислушиваются, кто не может повлиять на события. Мужчины всех видов и форм правят миром, старость только добавляет им уважения. Для женщины «красота» является условием получения хоть какого-то признания, какого-то влияния. И «красота» преходяща: зрелые и старые женщины исчезают из картины, изгоняются в безвластное ничто.

Женщины находятся в опасности из-за современного неправильного понимания Железной Девы. Мы все еще считаем, что хирургия в чем-то ограничена естественностью, очертаниями «совершенной» женщины. Это не так. «Идеал» никогда не имел отношения к женским телам… с реальной женщиной он больше вообще не соотносится.

Вульф описывает то, как с помощью современных технологий женские тела переделываются в нечто невозможное от природы, нечеловеческое. Современный идеал – мускулистые женщины с большой грудью, которые не появляются в природе. Участницы конкурсов красоты приходят туда из-под ножа хирурга. Практически невозможно найти модель или актрису, чья «образцовая» красота не была бы в чем-то рукотворной. Женщина больше не может быть «красивой» от природы – только в результате усилий и страданий.

Железная Дева превращает женщин в роботов – рукотворных, нечувствительных, но открытых для секса, накачанных лекарствами, которые приглушают их переживания, избавляют от душевного дискомфорта, вызванного двойными стандартами мифа. …Только вопрос времени, когда хирурги передвинут клитор, ушьют вагину, чтобы она была потеснее, расслабят мышцы горла и избавят женщин от рвотного рефлекса.Вульф завершает главу вопросом: этот робот, Железная Дева – действительно ли за ней будущее?

Продолжение следует.

С книгой знакомит — Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы «Гендерная демократия» Фонда им. Генриха Бёлля.

http://www.chaskor.ru/article/naomi_vulf_zhenshchiny_nahodyatsya_v_opasnosti_iz-za_sovremennogo_nepravilnogo_ponimaniya_zheleznoj_devy_28875

Опубликовано: 25 июля 2012г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Навигация по записям